Водки летчикам не давать! - Страница 76

— Командииир, командииир, может мы в "чипок" (кафе при части) сгоняем, закинемся по быстренькому десятком пирожков аппетитных, да парой булок румяных? Да кофием "три в одном" запьём, уж жрать больно охота, а командир?

— Отвалите, проглоты, я патрульным сказал никого не выпускать. В случае попытки несанкционированного покидания места доподготовки, лупить всех в башню дубинками. Спите лучше или вон с лейтенанта пример берите, как он под бушлатом похрюкивает.

— Он колбасу, втихую жрёт, – сказал вслух доктор, – у него завтра расстройство желудка будет.

— Вот, она натура начфиновская, – заорали техники, достойную смену готовит себе бригадный "денежный мешок".

— Я ничего ни ел, – начал отбрёхиваться лейтёха из под бушлата.

— Ничего не знаю, – позевывая, ответил я, – завтра доктор тебя накажет, если расстройство желудка схватишь.

Дремавшие неподалеку близнецы сразу же проснулись и слаженно в один голос запели - заорали:

Алли-луев, Алли-луев ты отрежь ему полх...

— Артемьевы, заткнитесь, – закричал на всех Ромашкин, прилаживающий в наколенные ножны какой-то огромный тесак.

— Лёня мы тебя, боимся!!! – закричали братья радисты, – ты еще физиономию ваксой намажь, чтобы быть совсем как Шварценеггер или Миша Пореченков, возле казармы второго батальона кстати классная банка стоит, свистни тебе матросы враз притащут.

— Идиоты, – обозвал братьев Ромашкин, – у меня грим есть специальный "Туман" называется, все цвета как надо, а то я, если ваксой намажусь, буду как бурятский спецназовец на показухе у президента, маскхалат зеленый, а рожа чёрная.

— Ага, и берет голубой, одень, – вставили своё веское слово технари.

Все еще немного посудачили и потихоньку начали засыпать, лишь лейтенант ворочался под бушлатом и чем-то тихонько хрумкал.

А в два часа ночи меня вызвали на предварительную постановку задачи. Нашу группу на особый контроль взяла комиссия с самого, что ни на есть верху. Задачи нарезал сам председатель комиссии. Начальник оперативного отделения, присутствовавший при постановке задачи, схватился за голову и попытался потерять сознание. Командир бригады осознав, что же нам всё-таки предстоит, дал понять нач. оперу, что сознание надо терять по старшинству, сперва старшие начальники, а потом уже и подчинённые. Заместитель по воспитательной работе, он же оперативный офицер моей группы не понял ничего и поэтому выглядел лучше всех. Я понял всё, но ничего не осмыслил и пошёл обратно в спортзал. К утру нам должны были принести выписку из приказа, а к обеду нас уже должны были десантировать парашютным способом.

***

Простой пешей туристической прогулки с выходом на бригадное стрельбище и отработкой упражнения "группа в налёте", на которую надеялся весь личный состав офицерской группы, не получалось. Нам предстояло обнаружить командный пункт армии, участвующей в учениях, определить его точное местоположение и по возможности вывести его из строя, хотя бы на небольшой срок. Задачу придётся выполнять в условиях активного противодействия. Проще говоря, нас будут отлавливать и условно уничтожать. Посредники при объединениях и соединениях уже получили задачи от руководителя учений. Тучи над нашей группой сгустились. Лейтенант финансист, узнав о том, что нас могут поймать и отмудохать, начал писать завещание. Ромашкин заявил, что живым не сдастся, и распихал по карманам дополнительные пачки холостых патронов. Братья Артемьевы попросили лейтенанта включить в завещание пункт о том, что все подружки лейтенанта должны отойти в собственность близнецов в случаях: а) если лейтенант умрёт от страха еще на прыжках, б) если его поймают и забьют до смерти или до потери жизненно важных функций отвязные мотострелки, в) чёрненькую с длинным носом завещать никому не надо.

Особая группа-2

Вся группа стояла на площадке стартового осмотра, уже облаченные в парашюты и сурово осуждала действия лейтенанта начфина. Начфиненок корчился и просился отойти, ибо по его выражению "клапана скоро не выдержат и днище вышибет".

— Чмырение колбасы под бушлатом - дело недостойное российского офицера-разведчика, – добивали лейтенанта братья капитаны Артемьевы.

— Я не ел колбасу, у меня просто от волнения перед прыжками расстройство, – ныл лейтенант.

Я молча радовался тому, что разрешили прыгать без грузовых контейнеров. После прыжка всего-навсего надо будет найти по поисковому приемнику наши "грузы", на которые прикрепили "маркерный" передатчик, облачиться, снарядиться, еще раз провериться и бодро шагать в сопки. В полученной выписке из приказа, которую мне лично приволок заместитель по воспитательной, была написана такая галиматья, что мне стало не по себе.

Воспитатель мои стенания не учел и отбрехался словами "нет задач не выполнимых", на этом, решив, что его обязанности оперативного офицера закончились, с высоко гордо поднятой головой, убыл домой. Как бы не пытались его заставить работать на учениях, он с чувством гордости и, млея от собственной значимости отвечал: "Что-о-о-о, а вы в курсе, что я – оперативный офицер особой группы?". Для придания антуража заместитель по воспитательной неизвестно зачем получил на складе РАВ пистолет Кольт М1911 и носил его в огромной кобуре, передвигаясь вдоль стен и пересекая открытые участки местности исключительно бегом и с оглядкой. До нашего вывода он постоянно исчезал из части под предлогом инструктажа и доведения оперативной обстановки. Так как момент нашего убытия он проспал, сладостно подрёмывая у себя в кабинете и укрывшись подшивками "Красной звезды", то он еще целые сутки исчезал из части, чтобы нас проинструктировать. Командиру это надоело, и он в нелециприятной форме предложил своему заму не маятся хернёй. Зам ответил, что у него в связи с учениями обострился "чеченский синдром" и в ушах до сих пор стоят крики и вопли ваххабитов. Командир ответил что у него в ушах стоят крики Владикавказских проституток в сауне, на этом они поругались, и, слава богу, про нас не вспомнили.